10 и 11 декабря в Латвийской Национальной опере состоится европейская премьера балета «Роден», которую поставил выдающийся российский хореограф Борис Эйфман. Накануне своих новых рижских гастролей Борис Яковлевич ответил на несколько вопросов Телеграфа.

«Фигура Родена всегда притягивала»

– Борис Яковлевич, когда вы переносили на рижскую сцену «Анну Каренину», вы мне рассказывали, что идея о создании этого балета пришла вам в поезде, в котором вы ночью читали роман Льва Толстого... А как родился «Роден»?

– Я изучил огромное количество материалов, посвященных жизни и творчеству Огюста Родена и его возлюбленной Камиллы Клодель — статьи, исследования, письма, биографические романы, фильмы. Не могу выделить какой-либо конкретный источник, знакомство с которым придало импульс к сочинению балета. Но фигура Родена всегда притягивала, была мне необычайно близка. Здесь, прежде всего, речь идет о теме жертвенного творческого труда, наполнявшего жизнь этого художника. Я никогда не стал бы ставить спектакль о личностях, которых сам не в состоянии понять, прочувствовать.

В героях моих балетов непременно должна быть заложена частица меня самого – моих сомнений, поисков, раздумий. Именно так было и с Чайковским, и с Дон Кихотом, и с Мольером, и со многими другими литературными героями и историческими персонажами, которым посвящены спектакли нашего театра. Другое дело, что внутри меня одновременно существуют, зреют идеи сразу нескольких балетов. Как и почему ты решаешься однажды посвятить свой следующий спектакль именно Родену и Клодель, провести с ними несколько лет своей жизни – большая тайна.

– Понятно, это творческая лаборатория, в которую вы редко кого впускаете... Тогда расскажите о ближайших творческих планах. В конце концов, это ведь тоже интересно.

– После гастролей в Риге мы вернемся в Санкт-Петербург, где 24 и 25 декабря состоятся наши предновогодние выступления на сцене Александринского театра – с балетом «Роден». Все остальное время мы будем готовиться к выпуску спектакля «Братья К…», поставленного по роману Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Это совершенно новая хореографическая версия романа Достоевского. Премьера должна состояться в Санкт-Петербурге в конце января.

– Расскажите, где смотреть ваш новый спектакль. Ведь здание вашего театра пока что так и не построили?

– Наш Театр по-прежнему не имеет своей сцены. Мы живем и работаем на небольшой репетиционной базе, куда переехали два года назад. Выступаем в Санкт-Петербурге, исключительно арендуя лучшие сцены. Но на месте прежней базы Театра на Петроградской стороне, где мы существовали более 20 лет, в настоящее время практически завершено строительство Академии танца. Это будет образовательное учреждение инновационного типа, готовящее новое поколение балетных артистов и деятелей театрального искусства.

Академия – городской социально ориентированный проект (особое внимание при отборе учеников особое внимание будет уделяться одаренным детям-сиротам, детям из неполных семей) и он существует независимо от Театра. Что касается нашей сцены, собственного дома, то не могу вам сказать, когда именно будет построен Дворец танца, о котором уже так много говорилось в прессе. Верю президенту Владимиру Путину, поддерживающему этот проект.

«Я художник беспокойного склада»

– В 1976-м вы ставили в Риге «Гаянэ». А вы никогда хотя бы на миг не задумывались о том, чтобы поставить этот балет вновь? Разумеется, уже в иной хореографии. Интересно, что бы хореограф нового добавил к той вечной теме?

– Я не в состоянии предсказать, когда тот или иной творческий замысле родится во мне. Будучи художником беспокойного склада, я действительно нередко вновь обращаюсь к своим старым спектаклям, стремлюсь переосмыслить эти работы и по-новому реализовать заложенные в них идеи. Но процесс творчества – стихийный, во многом мистический. Поэтому невозможно заранее определить, какая именно тема завладеет моим умом и воображением на ближайшие месяцы или же годы.

– Приятно, что с после давнишней постановки «Гаянэ» вы не раз возвращались в Ригу, переносили сюда свои постанвоки «Чайковский», «Анна Каренина»...

– Я практически никогда не практиковал перенос в другие театры спектаклей моего репертуара. Бывало, что постановка уходила из нашего репертуара, и только тогда отдавал ее другим коллективам. Но того же «Чайковского» я перенес на латвийскую сцену, когда он еще активно показывался нашей труппой. С Латвийской национальной оперой у меня давние близкие отношения — с директором балета Айваром Лейманисом, который, будучи еще совсем молодым, танцевал в «Гаянэ»... Так что ему удалось убедить меня поставить «Чайковского», а потом и «Анну Каренину» на сцене вашего театра. Я очень ценю доброе отношение ко мне рижской публики, искренне любящей мое искусство.

– Вам 66 лет, но все ваши постановки по-прежнему чрезвычайно эмоционально. Не каждому удается сохранить свою. А как это удается вам?

– Энергетика либо дается человеку от рождения, либо нет. Нельзя привить ее себе искусственным путем. Я не знаю, откуда именно берутся силы продолжать работу, реализовывать задуманное. Но могу вам честно признаться: с возрастом чувствую все больший творческий азарт, замыслы и идеи буквально переполняют меня. Наверное, самое главное – уметь много и плодотворно работать, не страшиться определенных лишений, связанных с упорным трудом. Тогда будешь не только расходовать энергию, но и получать ее извне.

«Невозможно научиться сочинять хореографию»

– А что все-таки должно быть первично в искусстве — эмоции или прагматизм? Говорят, эмоции врут. Где найти грань, на которой вы балансируете?

– Думаю, что важно соединение безрассудства, чистой эмоции и, я бы даже сказал, интуитивных провидений, с одной стороны и постоянного контроля за всем этим, с другой. Театр — это производство, процесс, в который хореограф вовлекает многих людей. Организовать это производство, подчинить единой идее всех людей, обладающих разными характерами, указать им цель — это, конечно, большая работа. В том числе и административная. Конечно, это связано с рациональным началом. Но между тем в организаторском процессе важно не потерять главное — сердце и душу художника. Не утратить взрывной, эмоциональный импульс, который и обеспечивает творческий результат. Такое сочетание, конечно, — дар Божий.

Можно учиться организовывать административный и творческий процесс. Но невозможно научиться сочинять хореографию. А еще сложнее — научиться оставаться и хозяйственником, и творцом одновременно. Это ситуация человека, который живет двойной жизнью. Постоянно контролируя себя самого и десятки других людей, окружающих его, но и оставаясь при этом в особой эмоциональной, творческой стихии, отрываясь от земли.... Умение соединить земное и небесное – дар. Люди, которые обладают только одной его составляющей, в театре часто не выживают. Безрассудная эмоциональность в конечном итоге оборачивается анархией. А слишком рациональное мышление и предсказуемость, в конечном итоге, приносят скучный результат.

Просто гений

– Похвастаюсь перед всеми. Однажды пришел в театр Эйфмана, а там буклет, в котором крупно написаны две цитаты. Первая принадлежит знаменитому критику Анне Киссельгофф (говорят ее сам Нуриев боялся): «Мир может не искать великого хореографа, он есть и зовут его Борис Эйфман». А вторая цитата принадлежит мне: «По-моему, Эйфман – просто гений». Как относитесь к эпитетам?

– Вы знаете, тогда, в 1990-х, после статьи Анны Киссельгоф в «Нью-Йорк таймс» и наших американских гастролей, многие начали говорить, что я — первый хореограф мира. Более того: так написал не один критик, а многие ведущие американские обозреватели, давшие положительную оценку моему искусству. Это факт сам по себе потрясающий. Но все-таки мы не на Олимпиаде, поэтому не могу сказать, кто в мире балетного искусства первый, кто второй, а кто третий. Но критик имеет право высказать свое мнение(смеется).

– Самолюбию это льстит или вам безразлично?

– Не могу сказать, что я безразличен к критике. Между тем я не утратил самоконтроль и чувство реальности. Понимаю, что после таких восторженных отзывов прессы на мне лежит огромный груз ответственности. И важно не просто очаровать публику и критику в первый раз, а доказать, что их изначальное восхищение было верным. Важно не разочаровать. Так что я обязан постоянно работать, дабы сохранить и укрепить имя и репутацию моего театра. Каждая новая постановка — экзамен. Это очень тяжело, потому что нужно выпускать каждый год не просто очередной спектакль, а спектакль, который был бы лучше предыдущего. Значит, нужно открывать новые хореографические идеи, новые возможности балета. Это непростая жизнь.

– А можно политический вопрос? Я случайно увидел, как год назад вы в Петербурге выступали в поддержку Владимира Путина. С чем это связано?

– Я никогда не занимался политикой. Я — художник и всю свою сознательную жизнь посвятил искусству. Но если я вижу, что современная российская власть делает для культуры моей страны столько, сколько в прошлом не делалось ни при одном лидере государства, то просто не могу не поддержать такую созидательную программу. Это не политический жест, а признание того очевидного факта, что вдумчивое развитие всегда благостнее катаклизмов и потрясений. Выбирая между созиданием и разрушением, любой разумный человек остановится на первом.

www.lifenews.lv