12 июня в 20.00 в зале «Дзинтари» выступит симфонический оркестр Мариинского театра под управлением прославленного Валерия Гергиева. Человек, при жизни ставший легендой и сказавший однажды при мне в полушутку, в полусерьез: «Пора зарабатывать деньги!» и элегантно закрывший после этого за собой дверь в храм искусств.

Спустившийся с гор

Валерий Абисалович Гергиев не воспитывался в театральной семье — в отличие от, например, нынешнего худрука Большого театра Геннадия Рождественского (его мама — великая певица). Вырос в простой военной семье. Причем не в Москве-Ленинграде, а в далекой Осетии.

Еще юношей уехал в Ленинград, чтобы стать в консерватории им. Римского-Корсакова одним из лучших студентов выдающегося профессора Ильи Мусина. И чтобы в 21 год впервые встать за пульт оркестра одного из самых великих театров мира, а в 24 — стать победителем самого престижного дирижерского конкурса, проводимого Фондом имени Герберта фон Караяна.

Сегодня осетин Гергиев — «самый знаменитый русский дирижер современности». Руководитель не только Мариинки, но и оркестра в Роттердаме, главный приглашенный дирижер в нью-йоркской Метрополитен-Опера, руководитель питерского фестиваля «Звезды белых ночей», а также фестивалей в финском Миккеле и в Эйлате на Красном море. И т.д. и т.п. Он всегда на виду, но — загадка. О его частной жизни известно чрезвычайно мало, ибо этой жизни действительно — чрезвычайно мало (хотя и женился несколько лет назад на молодой красавице-музыканте из Осетии).

Опасная улица Глинки

Знаменитый рижский музыковед Ольга Петерсон рассказывает такую историю. Это было около 30 лет назад в Ленинграде, Гергиев еще совсем не всемирно знаменитый. “Мариинка” и питерская консерватория — напротив друг друга. На улице Глинки. Будучи уже аспирантом вуза, Гергиев всегда ходил из любимой «консервы» в театр через «Глинку», по которой оживленно ездят трамваи, автобусы, машины. «Я всегда боюсь там попасть под колеса, — сказал будущий глава Мариинского театра. — Я, знаете ли, постоянно думаю о музыке...»

Прошло много лет и около Мариинского театра стою я – в июне, в рамках традиционного фестиваля «Звезды белых ночей». Вскоре должна начаться «Пиковая дама», билет на которую я купил с рук – счастлив, есть стоячее место на галерке! Вижу: к театру идет великий Гергиев. По-прежнему пешком. По-прежнему через «Глинку». В джинсах и битловке. За пять минут до спектакля! Не смотрит на машины, которые со скрипом тормозят...

Сработал, видимо, журналистский рефлекс. Я моментально подскочил к дверям Мариинки, которые Гергиев открывал с теми самыми словами, встретив у служебного коллегу: «Пора зарабатывать деньги!» «Валерий Абисалович, можно с вами как-нибудь побеседовать?..” – спросил я. “Спасибо, — ответил маэстро. — У вас, кстати, уже есть билет на «Пиковую...»? Спасибо! Вот и заходите — поболтаем...”

Через десять минут Гергиев, стоя за пультом в концертном костюме, взял в руки дирижерскую палочку. И выполнил обещание — начал разговор, который, кажется, должен стать уже бесконечным... А что до интервью... Я думаю, это как раз тот случай, когда Гюстав Флобер прав: «К великим не стоит зря прикасаться — на пальцах останется позолота...»

Маэстро без фрака

О «причудах» Гергиева ходят легенды. Московские журналисты до сих пор изумляются, как всего за день до премьеры «Войны и мира» Прокофьева, на которой Путин сел в ложу с английским премьером Тони Блэром, он взял и вывез оркестр в Москву. На пару часов. Единственно чтобы с другом Юрием Башметом в 19.00 исполнить альтовый концерт Софьи Губайдулиной. В 18.00 у входа собрался цвет столичной прессы: «ОН в Москве!» 18.34. ЕГО нет. 18.43. А как же репетиция перед концертом? 18.53. ЕГО нет. 19.00. Бой курантов! Валерий Абисалович Гергиев — отсутствует!

Ошалевшие от такого понимания искусства журналюги ринулись к концертмейстеру оркестра: «Может, с черного хода зашел?» — «Вы что, ЕГО не знаете? — спокойно ответил музыкант, разыгрываясь на скрипке. — ОН будет в 19.10. А через десять минут — на сцене. Господа, это же Гергиев!»

Через десять минут он действительно появляется из очередного Нью-Йорка: «Спасибо... Ребята, в антракте поболтаем...» В антракте сложнейшего концерта! В антракте, в котором весь взмокший Гергиев общается с прессой: «Да, завтра премьера. Да нет, зачем отдых — все будет великолепно!»

Назавтра — премьера в 19.30. В 19.25 Путин и Блэр уже в Царской ложе, а в это время Гергиев переходит улицу Глинки. В джинсах. Говорят, что в 19.30 он еще сказал чуть ли не упавшей в обморок костюмерше: «Я в кафе схожу, а то опера длинная, а я поесть забыл...» В 19.37 в кафе он еще успел сделать выговор администратору: «Не говорите в телефон писклявое «але». Отвечайте величавым басом: «Администрация Мариинского театра слушает!» Это же не прачечная, а великий театр!»

Ну а в 19.45 Гергиев дирижирует «Войну и мир», которой тогда, в 21 год, и дебютировал в Мариинке.

У Гергиева режим дня расписан по минутам. Почти как репертуар в его театре. Когда в 1988-м он стал главой Мариинки, на худсовете дирижер «кавказской национальности» первым делом сказал: «Мы — русский театр. Ставим в этом сезоне три оперы Мусоргского!» — «Как возможно?» — изумились коллеги. — «Ах, почему вы не восклицаете: как это прекрасно!»?

И действительно — все оперы Мусоргского. Я был в «Мариинке» на «Борисе Годунове». Для меня этот спектакль стал неожиданностью. Ведь раньше как было: приходит в зал публика, в антракте посещает буфет, после чего наслаждается изящной светской сценой с Мариной Мнишек. Но буфета нет. Потому что антракта тоже нет. Трехчасовая опера идет без перерыва. Все в ожидании «гвоздевой» сцены с дражайшей Мариной Мнишек. А ее... естественно, нет!

Здесь мы должны напомнить, что когда Мусоргский в 1868-м написал эту великую духовную оперу, чиновники из тогдашней Мариинки сказали: «Модест, у тебя прекрасная опера. Но мы ее не поставим, пока не напишешь хотя бы 20 минут «легкой сцены» с выигрышной женской партией». Мусоргский написал вставную сцену — прекрасную, но... впрямь из другой оперы.

Через 120 лет Гергиев поставил «Бориса Годунова» в редакции 1868-го. Поступив вовсе не новаторски, а — классически, вернувшись к первоисточнику. Так что, друзья, Гергиев в прямом смысле классик. И невероятно интеллигентный человек: исполнил то, что не смог реализовать классик Мусоргский.

«Огненный ангел» Гергиев

Эти русские постановки идут на ура во всем мире. В 91-м глава Мариинки предложил поставить полузабытую оперу «Огненный ангел» Прокофьева. Целый месяц на гастролях в Нью-Йорке питерский спектакль собирал аншлаги.  За очень немалые деньги.

Но — лучше покупать билет на автобус из Риги, а потом — билет на галерку “Мариинки”. И вот тополиный пух, жара, июнь... 2000-го. Вновь «Звезды белых ночей», Гергиев вновь дирижирует «Огненного ангела» в Питере. На консервативной императорской сцене возникли совершенно обнаженные ангелы...

По окончании этого спектакля зрители не в силах аплодировать. Долгая пауза. Почти как и после исполнения знаменитой 7-й симфонии Шостаковича, которую под управлением Гергиева играли сразу два выдающихся оркестра — Мариинский и Западно-германский. Пауза эта спустя 15 секунд прерывается спокойной фразой русской женщины в годах, в абсолютной тишине и акустике бросающей с галерочного райка в партер: «Браво, Маэстро!» И — долгие продолжительные аплодисменты. Переходящие в овации.

Гениев при жизни не любят. Я рад, что бывают яркие исключения. Рад, что после концерта он по-прежнему идет через улицу Глинки. По-прежнему пешком и в джинсах. Машины со скрипом тормозят.

Господа, это же Гергиев! Который на следующей неделе будет в Юрмале.

lifenews.lv